С 27 мая по 3 июня в нашем городе пройдет фестиваль «Дни Японии в Ульяновске», который вошел в программу мероприятий перекрестного Года Японии и России. Как мы уже писали, в рамках упомянутого фестиваля на базе ульяновского Дворца книги планируется открыть Центр японской культуры. Кроме того, в стенах областной научной библиотеки состоится ряд творческих встреч.
Так, 27 мая в 17-00 с почитателями японской культуры и литературы встретится известный переводчик и исследователь Дмитрий Коваленин. Именно он фактически открыл для русскоязычного читателя книги Харуки Мураками: произведения «Дэнс, Дэнс, Дэнс», «Страна Чудес без тормозов и Конец Света», «Послемрак», «1Q84», «Бесцветный Цкуру Тадзаки и годы его странствий» стали доступны именно благодаря усилиям Коваленина. Кроме того, среди работ Дмитрия – переводы таких авторов, как Фудзивара Иори, Тавара Мати, Такамура Котаро и других.
Сотрудники Дворца книги попросили известного переводчика ответить на несколько вопросов. В результате получилось интересное интервью, которое мы и предлагаем нашим читателям.
– Вы известны не только как переводчик, но и автор рассказов, эссе о современной Японии. На ваш взгляд, необходимо ли открывать центры японской культуры в России? На чем следует сделать акцент при открытии подобных центров?
– Тут ответ двоякий. С одной стороны, конечно, стоило бы создавать то, что знакомит наших людей с богатейшей культурой и новыми идеями уникальнейшей, прямо скажем, «иной цивилизации». Особенно если на это выделяются какие-то средства. А с другой стороны — я знаю много примеров других городов, где подобные центры открыты, но действуют вяло, где нет ни одного грамотного япониста, а только дилетанты-поклонники всякой азиатской экзотики собираются в некий клуб досуга. При таком раскладе куда эффективнее действовать реже, но лучше: устраивать лишь одно-два мероприятия в год, но привлекать к их проведению по-настоящему продвинутых специалистов, показывать настоящие образцы искусства, техники, культуры и т.п.
Кроме того, многие такие центры «грешат» тем, что у них ничего не рассказывается о Японии современной. На божий свет вытаскиваются всё те же средневековые стихи, ветхие музейные экспонаты, фильмы полувековой давности, какие-то уже давно всем известные рассказы о кимоно или самураях, тысячекратно уже повторённые истории и книги, пришедшие к нам даже не из самой Японии, а из стран-посредников вроде Франции или Соединённых Штатов. То есть всегда существует проблема наполнения подобных «центров» грамотным, интересным и современным содержанием. А для этого нужны и знатоки-японисты, и поддержка «с той стороны», то есть какие-то японские партнёры-кураторы, заинтересованные в распространении их культуры у нас и в поддержании постоянного общения с живыми современными японцами. Если с этим всё в порядке — тогда я, конечно, только за. За профессионализм — и против профанации, против превращения такого центра в «элитную тусовку городского бомонда».
И здесь возникает очень тонкий и деликатный момент. Для того чтобы поддерживать с японцами постоянное общение, нужно неплохо разбираться в нынешней японо-российской ситуации, быть толерантным ко многим фактам нашей общей истории. То есть организаторам таких центров необходимо умение быть и дипломатами, и философами, и просто по-настоящему умными и грамотными людьми без ложного, «квасного патриотизма» в голове. Иначе даже самые вежливые японцы просто потеряют к нам всякий интерес и пойдут своей дорогой. Где найти таких людей, которые ещё и сами захотели бы этим заниматься на постоянной основе — отдельный вопрос, в который и упираются многие подобные начинания по всей стране, и чем дальше от Дальнего Востока — тем безнадёжнее. Так что стоит всё это затевать или нет — нужно думать, исходя из конкретной местной реальности. Повторяю: сама-то идея отличная, но дискредитировать её в глазах и японцев, и наших людей очень легко.
– Что лично Вас поразило/удивило при первом знакомстве с культурой, литературой и историей Японии?
– Личная работоспособность и стремление каждого оттачивать своё мастерство. В любом деле, за которое ты взялся, ты должен стать Мастером. При этом в их понимании не существует профессий престижных и непрестижных. Когда я работал в порту Ниигата, моим соседом по улице был 70-летний японец — мастер мирового класса, представьте себе, по изготовлению опилок. Он знал об опилках всё. Какие хрупкие, взрывоопасные или скоропортящиеся грузы хранить в каких опилках из такого-то дерева, такого-то помола, такой-то влажности и так далее. И его уже в возрасте 70-ти лет буквально разрывали на части — по нескольку раз в году вызывали на международные конференции во всякие европы-штаты-канады, посвящённые правильным опилкам. Это был Опилочный Гуру, и вся улица кланялась ему, когда он проходил от автобусной остановки домой. Вот вам и литературный, и культурный, и исторический герой Японии в одном примере.
– Как вы относитесь к Ульяновску и основным «культурным брендам» этого города: «родина Ленина, Гончарова, Керенского, Карамзина». Как именно, по вашему мнению, можно соотнести эти имена (образы этих людей) с культурой Японии?
– К Ульяновску я отношусь замечательно, бывал там по работе пару раз. Очень рад, что он теперь связан с Японией ещё и по производственной линии (я о вашем заводе “Бриджстоун”). Вот только так и хочется пожелать, чтобы его перестали ассоциировать с именем Ленина. Чем был плох Симбирск? Не понимаю, честное слово. В конце концов, все эти знаменитости, о которых вы спрашиваете, родились именно в Симбирске! И лично для меня, например, какой-нибудь Гончаровск звучал бы куда уютнее... Но это уже вкусовщина, поэтому пусть бы вернулись к историческому, дореволюционному названию, и всем было бы хорошо...
А вот на ваш забавный вопрос о сравнении исторических личностей попробую ответить так же забавно. «Наш» Ленин — это, пожалуй, «их» Токугава Иэясу, знаменитейший тиран-реформатор, который, с одной стороны, объединил истерзанную феодальными войнами страну, но, с другой стороны, своей политикой «сакоку» (закрытого государства) на два с половиной столетия замуровал японское общество в «наглухо запаянную консервную банку». А уж сколько он бедных христиан распял, запытал или заживо сварил в кипятке — просто уму не постижимо...
Гончарова — по силе влияния на общество — наверное, можно сравнить с классиком японской литературы и просветителем XIX века Утимурой Кандзо. И хотя Гончаров, в отличие от Утимуры, не настолько увлекался идеалами христианства, для «открытия» своих обществ Западному миру (и наоборот) оба сделали предостаточно.
Керенский же по масштабу фигуры и изломам судьбы отчасти напоминает мне уже последнего сёгуна Японии — Токугаву Ёсинобу, который в 1868 году вернул власть императору, положив конец 500-летнему господству самураев в Японии, а затем устроил гражданскую войну, учредил на Хоккайдо свою республику Эдзо и не сдавался целых два года. Вот только после капитуляции Ёсинобу провёл в заключении один-единственный год, а потом был помилован, получил титул герцога, потерял интерес к политике и до самой смерти занимался фотографией, охотой и игрой в го. А «наш» Керенский, как известно, на полвека завис в эмиграции, безуспешно пытаясь как-нибудь насолить ненавистным Советам, и лишь в 1968-м запросился обратно на Родину, но Москва положила его дело «под сукно». В итоге он умер от нервного истощения (очень похожего на самоубийство) и был похоронен на лондонском кладбище, не принадлежавшем ни одной конфессии, поскольку отпевать его так никто и не захотел... Так что стоит ещё крепко подумать, прежде чем лишний раз всуе упоминать о «самурайской» мстительности и «японском» жестокосердии...
Что же касается Карамзина, пожалуй, его «японский двойник» — это выдающийся писатель, просветитель и историк, первый президент Токийской академии наук Фукудзава Юкити. Именно он к середине XIX века сделал для осовременивания старинного, тяжёлого языка бунго столько же, сколько Карамзин сотворил своими реформами с русской письменной речью. Как и Карамзин, Фукудзава был «государевым человеком», и точно так же пламенно верил в необходимость правительственных реформ для преобразования Японии из «неряшливо-отсталой азиатской провинции» в продвинутую мировую державу. А по глубине исторического и философского осмысления роли своей страны в окружающем мире его «Краткий очерк истории цивилизации» (1875) вполне сопоставим с «Историей государства Российского». При этом портрет Фукудзавы Юкити сегодняшние японцы постоянно видят перед собой, поскольку он уже много лет изображается на самой крупной японской банкноте в 10.000 иен. Это около 5.000 рублей, хотя у нас на такой купюре — не историк Карамзин, а генерал-завоеватель Муравьёв-Амурский...
